Последний полет «Жар-птицы» - Страница 31

— Я никуда не уйду, — бросила Екатерина, выходя из кабинета главного. — Вы не имеете право меня уволить.

В этот момент как нельзя не вовремя у Екатерины зазвонил мобильный телефон. Звонила няня, чтобы узнать о том, чем кормить Надю на обед. Когда Екатерина ответила ей и выключила трубку, начальница поинтересовалась.

— Вы по какому телефону сейчас общались: по собственному или по рабочему?

— По рабочему, — ответила, поморщившись, Екатерина, понимая, куда клонит ее собеседница.

— И это в рабочее время, по рабочему телефону? Ну, ну! Не думаю, что это делает вам чести.

Начальница царственной рукой с тонкими наманикюренными пальцами достала из позолоченной подставки авторучку и демонстративно сделала запись в своей настольной записной книге.

— Будьте любезны, Екатерина Викторовна, подготовьте мне сегодня к вечеру презентацию всей вашей деятельности на посту ведущего специалиста отдела и планы на будущий год.

— К вечеру? Но? А… — Екатерина открыла, было, рот, чтобы сказать, что это невозможно, но тут же поняла, что таким образом она подписывает собственной рукой себе приговор в некомпетентности. Кто будет разбираться в том, что нормальную презентацию ее деятельности можно было подготовить, ну минимум недели за две. И то это будет не полностью.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Нет, этого достаточно.

Екатерина опустила глаза и молча вышла. Не заходя в отдел, она прямиком направилась в поликлинику. Знакомый врач померил давление и поцокал языком.

— Екатерина Викторовна, что же вы так нервничаете? Не стоит работа такого волнения. У вас кто? Сын? Дочка?

— Дочка.

— Вот думайте о ней. Вам нужны только положительные эмоции.

Она получила больничный лист и вернулась домой.

К концу третьей недели няня попросила расплатиться с ней за работу. Вообще-то была договоренность, что оплата будет понедельная. Просто няня, понимая ситуацию, не торопила, но и ей надо было кормить семью. Скрипя сердцем, Екатерина сняла с карточки последние деньги. Еще через месяц Екатерине ничего не оставалось делать, как обратится за помощью к Руденко.

— О чем разговор, девочка, — сказал ей Анатолий Евгеньевич, — надо было давно обратиться ко мне. Завтра я дам все необходимые распоряжения, и тебя примут на работу к нам в корпорацию.

Екатерина вздохнула спокойно, но спокойствие это продлилось лишь до тех пор, пока она не пересекла порог кабинета начальника департамента по трудовым взаимоотношениям. Это был старый седой подполковник МВД, который долго и неприятно рассматривал ее через окуляры очков, а потом предложил на выбор несколько вакансий продавщиц, технического персонала и менеджеров среднего звена.

— А что ты хотела, деточка? — рассматривая ее исподлобья, сказал кадровик, — личное распоряжение Анатолия Евгеньевича для меня, конечно, закон, но все директорские должности уже заняты. Поработаешь пока так, а потом подберем что-нибудь со временем. Сама понимаешь!

— Да, понимаю, — у Екатерины навернулись на глаза слезы. Она могла тут же позвонить по телефону Руденко, накричать, настоять, но …

Вот всегда в ее жизни вставало это «но», которое еще именовалось словом «гордость». Она сжала губы и еще раз внимательно перечитала все предложенные ей вакансии. Нужно было на что-то решиться.

— Мне кажется, что с моим образованием я могла бы быть полезной корпорации где-то еще?

— Да, послужной список у вас отменный, — ответил отставной полковник, — но мне кажется, что сейчас в вашем положении вы не сможете полностью отдаваться работе. Ведь вам надо будет уходить домой по часам. А если малыш заболеет? И что? Участок работы останется неприкрытым. А мы не можем себе такого позволить.

— Я уверена, что ребенок не будет помехой моей работе.

Кадровик еще раз внимательно посмотрел на Екатерину и полез в сейф.

— Ну, хорошо. Есть тут у меня одно место. По названию «руководитель продовольственного отдела», а по сути — директор продовольственного магазина в поселке Динамо. Не обольщайся. За прилавком тебе придется стоять чаще, чем сидеть в кресле. Место не сахар, сразу предупреждаю. Контингент там соответствующий, но при желании там можно развернуться. Условия — оклад + проценты. Фактически сама себе хозяйка. Ну как, берешь?

Екатерина с опаской взяла в руки папку. Предложенный оклад еле-еле перекрывал ее расходы на няню. Она ничего не смыслила в магазинах и торговле, но другого выхода не оставалось, и она согласилась.

Первые месяцы работы на новом месте были похожи на сплошной кошмар. Как оказалось, несмотря на то, что магазин находился буквально под носом у начальства, производственный процесс в нем был поставлен из рук вон плохо. Если не сказать — еще хуже. Его вообще не было. Пользуясь тем, что изначально магазин должен был служить буферной зоной между новыми владельцами фабрики и жителями поселка, цены на товар в магазине были снижены на десять, а кое-где и на двадцать процентов от себестоимости. Естественно ни о каких процентах с выручки говорить в таких условиях не приходилось. Магазин был полностью, как раньше любили говорить, дотационным. Мало того, прежний директор умудрился заключить договоры практически по всем позициям по таким завышенным ценам, что на тот момент, как в фирме спохватились и его уволили, за магазином числился приличный долг.

Вот с этим всем Екатерине пришлось разбираться. Она до сих пор с содроганием вспоминает первые дни среди картонных коробок и вечно пьяных грузчиков. На очередных поминках отца, которую ее многочисленные родственники по отцовской линии решили отмечать на квартире матери в новом микрорайоне Петлякова, Руденко подошел к ней.